А черный мерзавец опять вьет петли своего танца на безопасном расстоянии.
Ты пляши, пляши, а тут кое-что припомнилось, Аунк рассказывал. Есть в Наррабане умельцы, которые движениями тела и игрой клинка завораживают противника, словно змея птицу. Начинаешь неверно оценивать расстояние между собой и врагом, пропускаешь атакующие движения...
Да, такого замучаешься убивать! Мастер, настоящий мастер, но до чего же сволочное у него мастерство!
Бок горит, но на это плевать – царапина. Как быть? Перейти в атаку? Гад не примет боя, уйдет, продолжит колдовской танец.
А плавно сменяющие друг друга лезвия кружатся, кружатся, кружатся в глазах...
Откуда он всплыл, этот хриплый яростный голос?
«Не пялься на клинок врага, мальчишка! Типичная ошибка новичка! Я научил тебя приемам атаки и защиты, но ты не успел усвоить главное. У нас так мало времени... Не останавливайся на осколках боя, скользи по ним, воспринимай поединок в целом! Тело само знает, что делать, не мешай ему!»
Кто это завизжал у локтя, мешая слушать наставника? Сарх! Отступает, пошатываясь. Правая рука повисла плетью. Сунулся во вторую атаку – и получил.
За короткий миг Ралидж успел испытать истинное потрясение: «Я все помню, каждое движение, его и свое. Но как же так, я ведь был в прошлом, говорил с Аунком! Неужели я чудом обрел неуловимый секрет древних мастеров, то, что втолковывал учитель? Бой – не набор приемов, даже отточенных до блеска, как песня – не набор слов, как музыка – не звуки, идущие один за другим...
Вот я об этом размышляю, а драка-то продолжается! И диктую правила уже я: гоняю противника вокруг телеги. Какие уж там завораживающие движения – знай отмахивается левой рукой! Но у меня особо не поотмахиваешься. Удар под названием "клюв коршуна" – и наррабанская штучка с двумя лезвиями вонзается в землю, а ее владелец ужом скользит под телегу. Прыжок – и я на телеге. Только высунься, сволочь, только голову покажи...»
И тут в дышло впивается стрела.
– Брось меч, грайанец! – хрипло кричит от забора арбалетчик.
Ага, вот на сколько хватило их честной игры! Ладно, если кто здесь туго соображает, так можно растолковать.
– Легче с арбалетом, дурень! Меня пристрелишь – Сарх с тебя кожу полосками спустит. Кому дорогу перебегаешь, гиена? Начал поединок атаман – ему и кончать. А то выходит, я Сарха под телегу загнал, а ты, большой и грозный, со мной расправился? Перед ватагой главаря позоришь, верблюжья ты лепешка?
Все это говорится не столько для арбалетчика, сколько для Сарха. И он все понимает правильно. Вылезает из-под телеги, придерживая левой рукой правую, и выдает монолог потерпевшего неудачу, но не сломленного героя:
– Твоя взяла, Сокол! Но счет не закрыт, я еще заберу твою жизнь. А пока сдержу слово. Развязывай своих друзей – и на борт!
Неизвестно, надолго ли хватит этого показного благородства, поэтому первым лучше развязать Айфера.
Встав на ноги, наемник не тратит времени на обсуждение ситуации – молча топает к телеге и одним рывком выдергивает дышло. Пра-авильно, в его лапищах такая дубинка ораву троллей распугает.
Освобожденный Охотник кидается к ученикам, оглядывает их со всех сторон, чуть не обнюхивает, как собака пропавших и вновь обретенных щенят:
– Целы? В порядке?
– Учитель, Сокол ранен! – тихо говорит девочка. Все встревоженно оборачиваются.
– Ерунда, лезвие по ребрам прогулялось. Гляньте-ка: надо перевязать или так подсохнет?
Судорожный вздох из четырех глоток...
«Вей-о! Я и забыл, какое впечатление на непривычных людей производит моя спина!»
– Память о веселой юности. Как-то я нахамил одному высокородному господину, а тот велел забить меня насмерть плетью. А я из вредности взял да выжил. Ладно, хватит пустую мякину провеивать, есть дела поважнее.
Одномачтовое речное судно с низкой осадкой готово было отчалить. Сарх стоял у трапа, хозяин «Рыжей щуки» бинтовал полосой полотна его руку.
– А как же внучечка моя? – осмелился спросить трактирщик.
– Что? – отвлекся от угрюмых мыслей пират. – А, девчонка! Она в сарае.
Не дожидаясь, пока уберут трап, трактирщик неловко, как слепой, начал карабкаться по узкой тропке на крутой берег. Добрел до сарая, распахнул дверь и, коротко вскрикнув, рухнул на колени возле детского тельца с перерезанным горлом.
В это время Сарх, стоя у левого борта, поймал взглядом соломенную крышу сарая, что краешком виднелась над берегом, легко улыбнулся, слизнул полузасохшую капельку крови в углу рта и с нежностью выдохнул:
– Гратхэ грау дха, Кхархи.
– Атаман, – опасливо пробасил из-за плеча лохматый рыжий помощник, – эти чужаки – они гости или как?
– Глупец, они пленники, – холодно ответил атаман. – Но знать им об этом не надо. Позже скажу, что с ними делать.
– Господин надеется, что этому заморскому стервятнику можно верить?
– Да ты что, Охотник? Я за его клятву яичной скорлупы не дам. Но если б мы попытались уйти, нас бы расстреляли из арбалетов. Мы пленники, но руки у нас свободны. Скажи ребятишкам, чтоб были начеку. Ничего не есть и не пить!
– Пили уже, хватит. Второй раз о тот же камень не споткнемся.
– Если начнется заварушка, помни: на Айфера можно положиться. Виду не показываем, пусть думают, что мы доверчивые олухи. Надо вызнать, куда эти воры спрятали наши вещи. Беспокоюсь за свой меч. И... и за два небольших таких бочонка, завернутых в овчину.
Сначала – жуткая ночь, полная бурелома, кустов, коряг, закрывающих луну облаков. Летучие твари с длинными щупальцами возникали из мрака, били крыльями по головам бегущих людей, не давали свернуть, направляли, как щелкающий кнутом пастух гонит стадо на бойню.