В невеселые размышления ворвался со двора пронзительный голос Нитхи:
– Нельзя к нему! Он болен и лежит! Ну как некоторые люди не понимают...
Кого это она так свирепо гонит, мартышка наррабанская?
Плеснулась догадка – невероятная, немыслимая, но заставившая вскочить с постели. Хорошо, что рубаха чистая... и побриться догадался...
Шенги вышел на крыльцо. Хмурый осенний день с отвычки показался ослепительным.
Не может быть, но так оно и есть!
Разъяренная Нитха, похожая на встрепанного воробушка, теснила к воротам женщину в длинном плаще с наброшенным на голову капюшоном.
– Нитха, что ты вытворяешь? Кто так гостей встречает? Заходи в дом, красавица!
Черная Азалия, обогнув потерявшую дар речи девчонку, плавно пересекла двор, с улыбкой взошла на крыльцо, перешагнула порог.
– Что девчушка гонит – не беда, – певуче сказала она, – а вот рад ли мне хозяин?
И откинула на плечи капюшон.
Вместо ответа Шенги наполнил чашу и с улыбкой протянул гостье. Пока та мелкими глотками пила вино, Совиная Лапа незаметно приглядывался к женщине. Что-то в ней изменилось... исчезла напористая, откровенная готовность идти в атаку... ох, да она же смущается! Даже если это фальшивая застенчивость, все равно ей очень, очень к лицу! Не роковая соблазнительница, а вдовушка-соседка, забежавшая проведать больного. Только узелка с угощеньем не хватает.
Словно угадала его мысли! Из-под плаща вынырнула смуглая ручка с полотняным узелком.
– После болезни полезно полакомиться. Мой господин так исхудал!
И скромно положила узелок на край стола. Вот хитрюга!
– Ну, если там лепешка с медом!.. – с шутливой строгостью рыкнул Шенги.
– Что ты, господин мой! Шутка, сказанная дважды, уже не шутка! Там пирог с рябиной.
– Гадость эта рябина! – раздался от входа звенящий яростью голосок. – Нельзя ее больному!
Шенги удержал себя от убийства и очень ровно спросил маленькую нахалку:
– Какого болотного демона тебе здесь нужно?
– Я за метлой... двор подмести...
– Метла на кухне, у очага. Запомни сама и передай мальчишкам: кто сейчас сюда сунется – сгоню со двора! Поняла? Брысь!
Хлопок двери был коротким и злым, как ругательство.
Черная Азалия мягко, понимающе улыбнулась и обвела взором зал:
– А девочка спит вот здесь, верно?
– Да, за этой занавеской. Это у нас «женская половина».
Глаза актрисы подернулись влажной дымкой.
– «Женская половина»... ах, милая девочка, соблюдает обычаи родины! Я-то давно забыла... Но я догадалась не из-за занавески. Где еще висеть единственному зеркальцу, как не над ее постелью?
– Зеркальце? – удивился Шенги. – Как-то не замечал! Сам даже бреюсь без зеркала, привык.
Женщина легко прикоснулась кончиками пальцев к гладко выбритой щеке Охотника. Тронула и опустила руку. Короткая ласка всколыхнула душу мужчины.
– Девочка ревнует, – потупив глаза, глухо сказала красавица.
– Детские игры, – ответил Шенги. – Придумала себе героя.
И, положив левую руку на плечо женщине, он ласково и властно привлек ее к себе.
– А ну, вон отсюда! Расселись, бездельники, подметать мешают! – рычала Нитха, багровая от злости. – Нет чтоб воды принести или дрова в поленницу сложить!
– Ты, Дайру, ее слушайся, она вэшти! – назидательно сказал Нургидан, не двинувшись с края колодезного сруба, на котором удобно устроился.
– Пенек лопоухий, дармоед, лодырь! – перенесла Нитха внимание персонально на него. – Утопила бы тебя в колодце, да воду портить жаль! Утхару нхэри, рагтха!..
– Хорошо, что я наррабанскому не обучен, – безмятежно бросил Нургидан куда-то в пространство. – Если б я, как дурень, чужие языки долбил, пришлось бы сейчас вставать, гоняться за ней по всему двору...
– А вот я тебя метлой – поймешь без перевода!
– Взбесилась, – убежденно и печально заключил Нургидан.
– Хуже, – уточнил Дайру. – Тяжелый случай: беспросветно влюблена. Как говорят у них в Наррабане...
И резво сорвался с места, улепетывая от растрепанной фурии с метлой наперевес.
– Караул! – вопил мальчишка на бегу. – Убивают! Жизни лишают! Уа-ау! Наррабан пошел войной! Ко мне, единоверцы!
Но его единоверец хохотал так, что чуть не опрокинулся со сруба в воду.
Кошкой взлетев на крышу кухни, Дайру свесился вниз и сообщил преследовательнице, что от несчастной любви есть хорошее средство – как следует поголодать. И он, Дайру, из дружбы готов героически взять на себя ужин Нитхи.
– Дурак! – ответила девочка, гордо вскинула голову и ушла за конюшню. Там, вдали от насмешливых глаз, она швырнула метлу на землю и дала волю слезам.
Темно-красное платье грудой лежало на полу у постели. Смуглая рука, словно легкая птица, опустилась на мягкие складки материи. Красная река скользнула вверх по стройным ногам женщины, по круглым коленям и замерла. Черная Азалия, уже перехватившая платье поудобнее, чтобы одеться, вдруг забыла о нем, обернулась к Шенги, улыбнулась медленной улыбкой женщины, которая довольна собой и любовником.
А Совиная Лапа испытывал чувства человека, который переплыл ревущий горный поток и теперь наслаждается покоем и гордостью за свое крепкое, сильное тело.
Да что за женщина была в его объятиях?! Пантера, вулкан, землетрясение! Неужели это она сейчас смотрит на него кротким, нежным взором, остановив на коленях утонувшие в красной материи руки?
То, что произошло, нельзя было назвать счастьем – слишком близко к Бездне... Но Шенги знал, что никогда не сумеет этого забыть.
Кольнула мысль: повторится ли это когда-нибудь?
А почему он сомневается? Конечно, повторится!