– Не совиная. Пятипалая человеческая кисть, только с когтями. А у совы лапа оперена до когтей. И четыре пальца: два смотрят вперед, один – назад, а четвертый может отводиться вперед, назад и вбок. Очень удобно хватать добычу.
И Вайсувеш обрушил на слушателей водопад сведений о совах. Он знал о птицах куда больше, чем надо чучельнику. Говорил не только о мягком и рыхлом оперении сов, под которым крепкое тело кажется толстым и неуклюжим, но и о гнездах, о сложном брачном ритуале, похожем на воздушную игру в пятнашки; о сухих тревожных криках и о грозной бесшумной охоте. Да, во тьме сова страшна! Она не преследует, а подкарауливает жертву, возникая из мрака словно рок, словно смерть!
Шенги невольно заслушался. Слова гостя тревожили его, поднимали из глубин памяти то, что хотелось забыть: ночь, берег, серый алтарь и бесшумная мягкая тень над ним...
От тягостных воспоминаний Охотника отвлек хохот ребятишек: чучельник едва не свернул себе шею, показывая, как далеко может повернуть голову сова.
– Я добуду для тебя птицу! – сверкнул глазами Нургидан. – Я не боюсь демона!
– Ты смелый юноша. – Гость запоминающим взглядом скользнул по лицу парнишки. – Впрочем, читал я у одного древнего философа, что в детстве люди бесстрашны, потому что не осознают краткости и непрочности жизни. Не могу об этом судить, потому что успел порядком подзабыть свое детство. Вот ты, молодой человек... ты боишься смерти?
– Я?! – расправил плечи Нургидан. – Пусть она со мной еще сладит!
– Весьма интересно... А ты, юноша... тоже ее не боишься?
– Я?! – расправил плечи Дайру, передразнивая Нургидана. – Пусть она меня еще поймает!
– Занятно, очень занятно... Но засиделся я у вас, пора и домой.
У порога Вайсувеш обернулся:
– Разговоры про Совиное Божество теперь начнутся с новой силой. Я слышал на рынке, что за городской стеной нашли изорванный в клочья труп... кажется, это был здешний торговец. Говорят, такого не было несколько лет. Все почти забыли о Древней Сове. Теперь, конечно, вспомнят!
С этими мрачными словами он перешагнул порог.
– Как говорят у нас в Наррабане, – весело сказала Нитха, – хороший гость приходит без приглашения и уходит без напоминания!
Шенги не улыбнулся: он почувствовал, что его лапа сама собой сжалась и разжалась.
Проводив гостя, учитель вернулся и с порога обрушился на провинившихся мальков. Он бегло обрисовал их сложную родословную, подробно остановился на отдельных гранях их омерзительной натуры и в ярких красках живописал их нелегкое будущее:
– На болоте вас заждались! Самый трясинистый участок для вас придерживают! Из-под руки надсмотрщики глядят: когда, мол, эту парочку к нам доставят?.. Айвы захотелось, да? Сегодня айва, а завтра городскую сокровищницу ограбите? Люди будут говорить: «Это что за злодеи, ни стыда у них, ни совести?.. А, так это же ученики Совиной Лапы!» Со стыда помру, второй призрак в башне объявится! Этого хотите, да? Ну так не дождетесь! Своими руками с вас шкуры поспускаю, лиходеи окаянные!
Окаянные лиходеи не оправдывались. Нургидан побагровел. На лице его было ясно написано: «Ну, если бы это мне сказал не учитель!..» А Дайру – тот больше изображал раскаяние, понимая, что человек, который всерьез решил кого-то выпороть, не станет тратить пыл на длинные монологи.
– Думаете, меня учитель не драл? – разжигал себя Шенги. – Еще как драл! Может, я потому человеком и вырос! Правда, как жив остался, сам не знаю. Помню, бывало...
Осталось неизвестным, какой еще поклеп возвел бы Совиная Лапа на своего сдержанного, скромного учителя – сзади донесся нежный, с придыханием голос:
– А мне рассказывали, что Лауруш...
Охотник развернулся на каблуках и попытался испепелить нахалку взглядом. Та не смутилась:
– Мне рассказывали, что почтенный Лауруш любил говорить: «Учить побоями – что кормить помоями!» Это правда, учитель?
За спиной у Шенги кто-то хихикнул. Но растерявшийся Охотник не обернулся.
– А... откуда ты это знаешь?
– Так, слышала от кого-то, – туманно ответила ученица, потупив глазки.
Воспитательный порыв погас, Шенги вздохнул и тоскливо спросил:
– Хоть дрова-то перекололи, негодяи?
Негодяи на два голоса ответили, что да, перекололи, и в поленницу сложили, и воды в бочку натаскали, и двор подмели... Не дослушав, Шенги махнул рукой и вышел, кляня себя за мягкотелость.
До темноты Совиная Лапа не появлялся в доме – сколачивал дощатые щиты для будочки-бани. Зимой он поставит их вокруг очага в пристройке и мыться можно будет в любой холод.
Дважды прибегала Нитха. Первый раз принесла лепешку с ломтем окорока и кружку вина, а заодно сообщила, что мальчишки умяли все, что было на столе, после чего она заставила их перемыть миски и выскоблить столешницу... Ого! Крепко, видать, расстроены юные преступники, если без спора подчинились маленькой вэшти!
Придя второй раз, девочка покрутилась вокруг Охотника и совсем уже собралась исчезнуть, но в последний миг решилась:
– У нас в Наррабане говорят: «Не бери сегодняшний гнев в завтрашний день...»
– Что-о?! – грозно обернулся к ней учитель.
Малышка не струсила, не дрогнула:
– Учитель, они очень, очень переживают!
(Это «очень, очень» было произнесено с подозрительно знакомой интонацией.)
Совиная Лапа мрачно ответил маленькой заступнице, что вся шайка должна немедленно укладываться в постели и чтоб к его приходу было слышно только сонное сопение!
– Не выйдет насчет сопения, учитель, – повеселела девчонка. – Там Старый Вояка рассказывает, какие муки ждут в Бездне всех гурлианцев. Так интересно! А у нас в Наррабане бог смерти Гхурух своими черными скользкими щупальцами...