Знак Гильдии - Страница 15

Шенги отшатнулся, выставив между собой и чудовищем факел, но тут же опомнился и расхохотался:

– Здорово! Вылитая Железнорогая Черепаха! А других Подгорных Тварей изображать умеешь?.. Слушай, у меня к тебе просьба будет. Я надумал взять ученика. Можно здорово устроить: я ему рассказываю о разных тварях, а ты их показываешь, а, Бедняжка?

– Не смей называть меня Бедняжкой! – проскрежетала пасть.

– Извини, но ты же отказался назвать свое имя!

Голова чудовища вновь сменилась вислоусой физиономией, на которой теперь было озадаченное выражение.

– У меня имени сроду не было, – угрюмо сообщил наконец призрак. – Я из Отребья. В десятке меня называли Старый Вояка.

– Хорошо, – покладисто согласился Шенги, – и я так буду.

– Тебе не придется со мной разговаривать! Тебе и жить здесь не придется! Проклятые гурлианцы! Ненавижу!

– Потому и рабочим моим пакостил? – попенял ему Шенги. – А знаешь, сколько их хозяин за твои штучки с меня слупил? Да и то сказать, каково работягам приходилось – берешь ведерко с белилами, а из него кровь капать начинает! – Охотник представил себе эту картину и, не удержавшись, расхохотался.

Смущенный и раздосадованный его смехом, призрак начал быстро таять.

– Погоди! – окликнул его Совиная Лапа. – Ты куда? Мне еще столько спросить... Эй! Старый Вояка!

Ответом было молчание. Пожав плечами, Шенги вернулся к очагу и начал устраивать себе на полу временное ложе.

Он ожидал, что до рассвета над ним будут раздаваться стоны, вопли и проклятия. Однако ночь была тиха, ничто не нарушило сон владельца Грайанской башни.

* * *

У ночи свои чары, у рассвета – свои. Солнце хлынуло в распахнутое окно, превратив зал из мрачного и таинственного в скучный, неуютный и нежилой. Голые плиты пола, серый войлок по стенам, стылая зола в очаге...

Шенги вышел на крыльцо. Огляделся. Напомнил себе, что все вокруг – его собственность. И круглый колодец посреди двора. И раскидистая старая яблоня над колодцем. И пустая конюшня с пустым сеновалом над ней. И пристройка, которую надо определить под летнюю кухню, чтоб реже топить большой очаг в башне... О Безликие, обо всем-то хозяину думать нужно! И столько дел! Купить доски для постелей, затащить в дом стол и скамью, что сиротливо торчат во дворе. О запасах позаботиться: купить муки, вина, масла, окорок побольше... что еще? Ох, никогда своим домом не жил! Может, проще купить рабыню-стряпуху, она скажет, чего недостает на кухне? Тем более что времени на возню с готовкой не будет – хватит хлопот с учеником...

Ученик! Вновь и вновь мысли возвращаются к нему. Однажды выйдет Шенги со двора, а у ворот сидит мальчишка. Ждет, когда мастер соизволит обратить на него внимание. А Шенги – уж как водится! – даже глазом не поведет, пройдет себе мимо. В лавку сходит или по другим каким делам. Нельзя ж так сразу... несолидно!

Конечно, ученик явится не скоро – решето над воротами лишь вчера приколочено.

А ноги сами несут к калитке – выглянуть, проверить...

Работать нужно! Делом заниматься! Стол в дом затащить!

А руки сами засов из пазов вынимают...

Калитка, противно взвизгнув на новых петлях, открывается.

Ну и что тут можно увидеть, кроме пустыря да заколоченных домов?..

Ребятишек можно увидеть. Девочку и двоих мальчишек. Сидят чинно, руки на коленях сложили, как велит обычай. А глазами друг на дружку сверкают, что-то зло шипят сквозь зубы. Сразу трое! Выбирать придется... не ждал, не ждал!

– Эй, мелочь, вы ко мне? Заходите, раз пришли!

Ох, а традиции-то как? Ну, раз позвал, не гнать же обратно!

Во двор вошли чинно. Похоже, оробели: мастер забыл накинуть плащ, лапа на виду во всей красе. Ничего, пускай любуются. Трусишки в этом доме не нужны.

Мальчикам лет по двенадцать-тринадцать. Разные какие! Вон тот, темноволосый, в бархатном камзольчике, – ну, львенок! Гордая посадка головы, глаза сверкают, плечи расправлены! На лапу с когтями глядит без страха... какое там – с восхищением!

Второй – тощий, белобрысенький, остроносый – и держится скромнее, и одет так, словно у огородного пугала наряд выпросил поносить. Похоже, уже не рад, что сунулся в логово Совиной Лапы. Что ж, ворота не на запоре, никого силой не держим.

Девчонка помладше будет, лет одиннадцати-двенадцати. Ясно, что этот цветок расцвел не на здешних полянках. Наррабанскую кровь за драконий скок видно! Не в том даже дело, что смуглая да черноволосая... а какие движения плавные! Какая походка! До чего же в этих мелких паршивочках видна будущая женщина! Глазки смиренно потупила, однако можно поспорить на лепешку с медом – успела рассмотреть и двор, и дом, и его, Шенги.

Что ж, даме – первое место.

– Юная госпожа, кажется, из Наррабана? Как зовут?

– Нитха-шиу, господин.

Вот так! Не просто Нитха, а Нитха-шиу. Обязательно надо уточнить, что девственница, а то вдруг кто усомнится... Ох уж этот Наррабан!

А голос у малышки почти взрослый – глубокий, бархатный, с придыханием:

– Я из Нарра-до, господин. Из очень хорошей, уважаемой семьи. Мама умерла, старшая жена отца меня не любит. А я много слышала о подвигах великого Шенги... и умирала, просто умирала, так хотела стать его ученицей... Подгорной Охотницей...

– Эге, девочка, стоп! Это очень, очень трогательно, но плохо ты гурлианские обычаи знаешь. Когда впервые беседуешь с мастером, ни за что врать нельзя! Не нравится вопрос – промолчи, а врать – беду накликать. Примета такая.

Оскорбилась так, что вскинула глаза. Огромные, в пол-лица, и черные, как отчаяние. И в них закипают слезы.

– Я не лгу, господин! Когда была маленькой, мне вместо сказок... – Голос пресекся так обиженно, что Шенги почувствовал себя виноватым. Но тут же опомнился: ведь врет, негодница, определенно врет! Он, конечно, Охотник известный, но не настолько, чтоб за морем, в чужой земле, про его приключения – детишкам на ночь вместо колыбельных...